Старинный аромат
Залог — на бочку
Централизованная канализация появилась в Киеве позже, чем телефон или трамвай. В воспоминаниях 1880-х годов осведомленного старожила отмечено: «Канализации не было, а пользовались первобытным способом вывоза нечистот... На каждом шагу вам попадались яры, заваленные нечистотами; была масса усадеб, в которых специально разводились свиньи, распространяя вокруг ужасное зловоние; выпуск грязных вод из дворов и выпуск на улицы нечистот во время дождей считался в порядке вещей и не вызывал ни с чьей стороны протеста: ни администрации, ни городского управления».
Канализационный комплекс на Введенской улице. Фото автора
Под «первобытным способом» подразумевалась самая обыкновенная практика удаления отходов при содействии золотарей. Официально это называлось «ассенизационным промыслом». Заниматься им можно было только с разрешения городской управы, после освидетельствования орудия производства (т. е. ассенизационного обоза) санитарным надзором. Каждый обоз получал специальный номер, который крепили на бочке, там же указывали ее вместимость, а также таксу за услуги, установленную городскими властями.
При получении разрешения владельцы обозов обязаны были внести залог в размере 5 руб. с одноконной упряжки и 10 — с пароконной. Залог брался для того, чтобы у золотарей не было искушения облегчить себе 
жизнь. Для выброса отходов им указывали конкретные места на окраинах. А в определении Городской думы «Об ассенизационном промысле» специально отмечалось, что «за свалку и разлитие нечистот в места, не указанные городскою управою, виновные привлекаются к ответственности, уборка же нечистот, очистка и дезинфекция загрязненных ими мест производится за счет владельцев обозов, а уплаченная за это сумма вычитается из залогов, которые должны быть в 7-дневный срок пополнены».
Дедовский способ вывоза нечистот вынуждал горожан копить смрадный продукт в ожидании ассенизаторов. Приходилось изо дня в день любоваться на улицах их малосимпатичными бочками, контрастировавшими с обновляющимся обликом Киева. Чем дальше, тем явственнее вырисовывалась проблема устройства централизованной городской канализации.
Дивиденды на экскременты
На начальном этапе борьбу за чистоту города возглавил профессиональный медик. Евгений Афанасьев, профессор Киевского университета, авторитетный врач-терапевт и общественный деятель, основательно подходил к вопросу улучшения санитарных условий и оздоровления киевлян. Он активно поддерживал Общество борьбы с заразными болезнями, организовавшее в городе Бактериологический институт (см. подробнее Контракты, № 5), содействовал устройству благотворительной больницы для чернорабочих. Ему же поручили руководство комиссией, которая еще в 1879 году занялась обсуждением устройства будущей канализационной сети.
 |
Некоторые горячие головы предлагали пойти по пути наименьшего сопротивления. Дескать, проложить трубы по городу и сплавлять по ним нечистоты с холмов прямо в Днепр — река широкая, что ей станется? Термин «экология» в ту пору только-только появился и был мало кому известен, однако уже тогда здравомыслящие деятели уясняли опасность подобного решения для реки и ее берегов. Поэтому в конечном счете решили: отходы должны поступать на так называемые поля орошения. Их специально устраивали для естественной биологической очистки сточных вод, чтобы потом использовать органические удобрения для засевов сельхозкультур.
Такая схема была, конечно, куда более гигиеничной, но и более дорогой. В муниципальной кассе на ее реализацию денег не набралось. Поэтому поступили так, как уже бывало с другими составляющими городского благоустройства: привлекли инвесторов со стороны.
<;p>В 1889-1890 гг. специалист по пневматической системе канализации, купец Карл Балкин составил предварительный проект городской сети. Впрочем, «городской» ее можно было назвать с большой натяжкой. Охватывала она лишь центральную часть Киева. Но устройство ее и в таком объеме требовало гигантской по тем временам суммы — 1,6 млн руб. Система должна была состоять из коллекторов, труб, приспособлений и механизмов, полей площадью около 300 га и ферм при них, служебных помещений. Своими средствами Балкин справиться не мог. Воспользовались опять-таки проверенным способом: организовали акционерное общество, уставный капитал которого должен был покрыть затраты. Среди акционеров, продолживших традиции римского императора Веспасиана (которому принадлежит высказывание: «Деньги не пахнут». — Прим. ред.), было немало ведущих предпринимателей Киева, таких как Терещенко и Бродские.
Царская площадь, под которой находился главный сборный резервуар для нечистот. С открытки начала ХХ в.
В феврале 1891 года Карл Балкин заключил контракт с городской управой (когда в следующем году начало действовать АО под председательством Евгения Афанасьева, документы переоформили на него). Согласно контракту, за канализацию жилых кварталов обществу платил город, по 65 коп. в год на человека. Расчетное количество жителей в охваченных канализационной сетью районах составляло первоначально 80 тыс. душ, которых пересчитывали раз в девять лет. С населения город, естественно, взимал канализационный сбор в свою пользу. А с промышленных предприятий и других корпоративных клиентов АО получало те же 65 коп. за каждые 2550 ведер сточных вод.
Нечистоты — в Сенат
К концу 1894 года первая система киевской канализации была построена (особо заметным наземным сооружением стал комплекс канализационной станции на Подоле, на Введенской улице). И городу следовало пересмотреть нормативы, касавшиеся санитарного состояния. Но неожиданно возникла проблема, к решению которой довелось приобщиться ведущим юристам империи.
 |
Напомним, как соотносились в Российской империи местное самоуправление и государственная власть. Всякое постановление Городской думы контролировалось исполнительной вертикалью. Для этого при губернаторах имелись так называемые губернские по городским делам присутствия. Если присутствию или лично губернатору не нравилось то или иное решение отцов города, оно блокировалось. Но мэрия в свою очередь имела право обжаловать губернаторские действия вплоть до министра внутренних дел. Последней инстанцией при подобных конфликтах являлся Правительствующий Сенат.
Так вот, поскольку для обывателей тех районов, которые обслуживала канализация, автоматически устарело прежнее «Обязательное для жителей г. Киева постановление об устройстве и чистке помойных ям и отхожих мест», пришлось его обновить. Но измененный вариант постановления неожиданно был отклонен губернским присутствием. Как оказалось, присутствию не понравился примененный в этом документе термин «нечистоты». Надлежало писать «нечистотные жидкости»: мол, «устраиваемая канализация предназначена для удаления нечистотных жидкостей, а не других каких-либо веществ, как-то: навоза, мусора и разных твердых и волокнистых отбросов, подходящих под усвоенное в общежитии общее понятие о нечистотах».
Однако Киевская дума не согласилась с такой поправкой. Во-первых, термин «нечистоты» уже употреблялся ею в контракте по устройству канализации и никого это не смутило. Во-вторых, понятие «нечистотные жидкости» могло сбить с толку горожан, а вдруг бы они подумали, что жидкие экскременты можно спускать в канализационную сеть, а твердые надо вывозить самим?
 |
Ни та ни другая сторона не желали уступать, и в конце концов жалоба киевского городского головы на действия губернского присутствия была рассмотрена Сенатом. Сенаторы, прежде всего, вспомнили, что городским думам неоднократно уже предлагалось составлять свои постановления «настолько ясно, чтобы исключалась всякая возможность недоразумений в применении их на практике». Следовательно, придирки киевских губернских органов к употреблению того или иного термина можно считать вполне оправданными и законными. А что именно попадает в городскую канализацию — «нечистоты» или «нечистотные жидкости» — уже не должно волновать Правительствующий Сенат, поскольку его ведению подлежит именно законность действий губернского присутствия. Разбираться же в сути предлагаемых поправок обязан министр внутренних дел.
Итак, Правительствующий Сенат не пожелал углубляться в киевские фекалии и определил: жалобу городского головы «оставить без последствий». Это определение киевляне получили в апреле 1898 года, то есть спустя четыре года после начала дела. Четырехлетнее рассмотрение — не столь уж большой срок для бюрократической машины необъятной империи. Еще год городские власти «дожимали» губернское правление и в итоге одержали вверх: в апреле 1899-го определение Думы было официально принято со словом «нечистоты».
Холера на «централистов»
После того как киевская канализация отработала определенный срок, стали более очевидны ее плюсы и минусы. Последних, к сожалению, обнаружилось немало. Начать с того, что само по себе выборочное обслуживание горожан канализационной сетью, по сути, оставляло санитарные проблемы открытыми. Ведь ясно, что благоустроенный центр не отгорожен от неухоженных окраин китайской стеной. Если какая-то зараза начинала гулять по Куреневке, Лукьяновке или Шулявке, не было никакой гарантии, что она не проникнет в кварталы Крещатика. Как выразился по этому поводу осведомленный современник, «нельзя доказать, что умывание мылом господина, находящегося около заразного больного, и его дезинфекция будут вредны; но оно не принесет пользы, если я умою этому господину только лоб и дезинфицирую только галстук и жилет, оставив остальное платье и остальные части тела в прежнем заразном виде».
Далее, по мере быстрого роста киевского населения, соответственно увеличивалась нагрузка на сеть и на поля орошения. Это приводило к нежелательным последствиям. С одной стороны, трубы часто засорялись, приходилось их прочищать и вентилировать, что приводило к зловонным выбросам. По идее удушливые газы из сети нужно было выводить в атмосферу через высокие трубы с дефлекторами для усиления тяги. Проект канализации предусматривал установку до 300 подобных труб, которые намеревались крепить к фасадам высоких домов. Но большинство домовладельцев не желали такого «украшения», так что труб удалось поставить от силы 60. В результате киевлянам время от времени приходилось обонять «веяние канализации», даже в самом центре города. Ведь, к примеру, главный сборный резервуар для нечистот нагорных районов находился не где-нибудь, а аккурат под Царской площадью, нынешней Европейской.
 |
С другой стороны, поля орошения, как оказалось, не гарантировали, что экскременты не попадут в реку. Место для этих полей выбрали на северной окраине Киева, за Куреневкой (там, где теперь Минский жилмассив). Часть этих площадей составляли заливные луга Оболони. Рядом протекал ручей Коноплянка, впадавший в Днепр. Так что стерильность Славутича была отнюдь не гарантирована, а если учесть, что основная часть Киева располагалась ниже по течению реки, то нежелательные последствия касались буквально всех горожан.
Городские власти начали искать выход из положения. Василий Проценко, занимавший должность киевского мэра в начале прошлого века, заинтересовался проектными разработками фирмы «Лильпоп, Рау и Левенштейн». Но, как оказалось, ее предложения были бы выгодны лишь для отдельных контрагентов из числа коррумпированной городской верхушки, но не для всего Киева. Это сумел доказать военный инженер Павел Голубятников, защищавший интересы города и стоявший в оппозиции к мэру. Убыточный проект не прошел, однако проблема осталась. И ощутимо напомнила о себе вспышкой эпидемии холеры в 1907 году.
Лет сто назад газета «Киевская мысль» поместила сразу две карикатуры на данную тему. На одной из них была изображена дева с надписью «Киевская весна 1908 г.». Дева пробуждалась, но место для этого было не слишком подходящим — главный канализационный коллектор, давно требующий ремонта. И бедную «весну» окружали неприятные соседи: колонии скарлатины и дифтерита, кори и инфлюэнцы (гриппа), тифа и холеры. Ведь распространение эпидемий в городе не без оснований связывали с плачевным состоянием полей орошения. А на второй карикатуре можно было видеть некоторых отцов города, которых называли «централистами». Но не потому, что они отстаивали политические центристские позиции, а из-за их нежелания расширить систему канализации на окраины города.
Популисты доигрались
Радикальные меры по обновлению канализации приняла Городская дума созыва 1906-1910 гг. во главе с новым мэром Ипполитом Дьяковым. Она занялась прокладкой сетей в периферийных районах. Работы велись подрядным способом и обошлись вместе с проектом в 1,853 млн руб.; к концу 1910 года тысячи окраинных усадеб уже можно было подключать к канализации. Одновременно был решен вопрос о реприватизации канализационной системы. В 1909-м ее выкупили у акционерного общества в собственность города, заплатив еще 1 млн руб.
Пробуждение киевской весны. Карикатура 1908 г.
Итого на канализационные дела пришлось потратить около 3 млн руб. — почти столько же, сколько составлял в то время суммарный годовой доход Киева. Откуда же взялись такие громадные суммы? Дьяковская дума пошла по проторенному пути: в 1908 и 1909 годах провела сразу два целевых облигационных займа под залог городской недвижимости. Тем самым удалось привлечь средства довольно быстро, но следующие поколения киевлян должны были не одно десятилетие рассчитываться за кредиты.
Надо заметить, что для того состава Городской думы были характерны популистские приемы. И хозяйственные дела она вела соответственно. Так, пообещав расширить канализационные сети, отцы города вроде бы сдержали слово и громогласно объявили об этом, но на некоторых нюансах предпочли не акцентировать внимание общественности. Не особенно распространялись, к примеру, о том, что первоначальный проект предусматривал устройство главного коллектора из бетона, диаметром 52 дюйма, а в действительности использовали более дорогие чугунные трубы всего лишь в 36 дюймов, забракованные прежним составом Думы (кому и какой откат заплатили изготовители труб, об этом умалчивалось).
Канализационный вопрос на окраинах Киева. Карикатура 1908 г.
Если за трубы город переплатил, то на чем-то он ведь должен был сэкономить? Увы, экономия коснулась важнейшей проблемы: новых полей орошения. Старые поля основательно разгрузили, оставив их для сбросов нечистот только с прилегающих местностей и Подола. А нагорные районы гнали свои отбросы на южную окраину. Там должны были разместиться новые поля, однако их оборудование и прокладку к ним коллектора отцы города отложили на потом. Пока же вблизи устья реки Лыбедь устроили сброс стоков прямо в Днепр (профессор Афанасьев, энергично боровшийся за санитарию и гигиену, к тому времени давно покоился на кладбище Выдубицкого монастыря). Правда, нечистоты проходили какую-никакую очистку в специальных отстойниках. Но ее качество оставляло желать много лучшего. В киевской прессе в 1911 году была нарисована такая «живописная» картина сброса: «Широкое каменное жерло извергает из преисподней отвратительную лавину. В вонючей водяной гуще кипят ключом разные отбросы: кости, пробки, куски хлеба и мяса, осколки бутылок, корки лимонов, неразмоченные человеческие экскременты... Вся эта гадость частью попадает в Днепр, частью же выбрасывается на песчаную отмель реки, гниет, заражает воздух». Впрочем, жителей города эти страсти не особенно пугали, ведь теперь реку засоряли ниже Киева по течению, так что переживать должны были разве что где-нибудь в Триполье.
Конечно, загаживание Днепра объявили лишь кратковременной мерой. Но все знают, что нет ничего более постоянного, нежели временное. «Экономия» Киевской думы столетней давности обернулась тем, что сброс нечистот в Днепр после символической очистки или вовсе без таковой проводился аж до 1965 года. Проблема была решена, лишь когда заработала станция биологической очистки под Киевом, в пгт Бортничи.
Между прочим
Кто стрелял?!
К тому времени, когда центр Киева уже обзавелся канализационными сетями, многие периферийные домовладельцы по старинке пользовались услугами золотарей, которые приезжали со своими обозами и первобытными черпаками, чтобы опустошать отхожие места. Содержимое обозов полагалось отвозить за город. Но некоторым ассенизаторам не хотелось тащиться в такую даль, и они изобретали способы поскорее избавиться от своего груза. В 1896 году один из них, проезжая ночью по длинной Мариинско-Благовещенской улице (теперь Саксаганского), стал потихоньку «обстреливать» пахучей жижей мостовую. Он уже обработал таким образом немалую часть улицы, но тут ему на пути попался городовой. «Рационализатора» отправили в участок и наказали. А газета «Киевское слово» по этому поводу написала: «Давно пора было бы избавить горожан той части города, которая успела уже присоединиться к канализации, от необходимости наслаждаться благовониями «ночных артиллеристов».
Вскоре редакция газеты получила возмущенное письмо читателя. Но, увы, это не был голос в поддержку позиции журналистов. Автором послания оказался… начальник артиллерии Киевского гарнизона. Он грозно потребовал: «Прошу вас в ближайшем номере вашей газеты, и никак не позже недели по получении сего письма, объявить, что вы признаете употребленное название ассенизаторов артиллеристами неприличным и неуместным, а также выразить сожаление, что подобное название употреблено вашей газетой. В противном случае я принужден буду обратиться к суду». Газета поспешила извиниться.
